ॐ
Автор
http://karabasa.net/o-mexanizmax-prinuzhdeniya/
Цикл статей из серии неизданного самиздата. Статья 5: «О механизмах принуждения».
«Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы.»
Люк де Клапье Вовенарг
Наши предки не представляли открытия и достижения, которые свершились благодаря техническому прогрессу и развитию науки. Современная медицина, покорение космоса и морских глубин, расшифровка ДНК, появление и рост сети интернет, как единого информационного пространства. Научные открытия стали настолько регулярными, что их отслеживание даже в отдельной отрасли стало затруднительным. Значительно сократился период от инновации до внедрения. Э.Тоффлер точно предугадал постоянное ускорение хода настоящего времени, а мы имеем возможность это наблюдать. Современное рабство также преодолело путь развития от примитивных форм физического принуждения к навязанной потребности.
А как обстоит дело с культурой человечества? Может ли развитие
культуры похвастаться значительными достижениями? Побеждено ли на самом деле рабство и принуждение? Прекратились ли войны? Стал ли человек здоровым и свободным? Или наша планета по-прежнему раздроблена по лоскуткам государств, заинтересовано в собственной выгоде, ради которой можно не побрезговать убийством соседей или обладанием ядерным оружием? Итого: перманентные войны идеологий, армий и религий, а также парадигма конкуренции, захватившая пространство от рынков до любовных отношений. Подобно живому организму, планета является замкнутой системой, но в отличие от организма одна часть планеты пытается перераспределить ресурсы другой части в свою пользу, игнорируя ограниченность самой системы. Это подобно тому, как если бы левая рука пыталась перераспределить кровоток в обход правой руки. Звучит абсурдно, но нечто похожее происходило и происходит на планете.
Таков парадокс технических и культурных состояний. Состояние технического прогресса устойчиво, а то, что происходит с культурой, сложно назвать устойчивым развитием. Возможно ли заимствование принципов более успешной сферы человеческой деятельности для развития отстающей? Искренне верю в то, что это является необходимостью, игнорирование которой будет и дальше увеличивать пропасть между культурным и техническим состоянием цивилизации.
Одной из универсальных характеристик живых существ является стремление к свободе. Это стремление может проявляться как в созидательной парадигме, так и в паразитической, причём каждая из них может комбинироваться с противоположной и развиваться. Темой статьи будет паразитическая парадигма, поскольку, как и большинству паразитов в живых организмах, ей свойственна скрытность. Надо отдать должное тому, что эта парадигма практически достигла совершенства.
Помимо стремления к свободе у человека есть ещё одна универсальная особенность: чем бы он ни занимался, ему будут сопутствовать процессы развития и совершенствования, независимо от того, ищет ли он лекарство от рака или разрабатывает новые способы пыток. Обоснование вышесказанному можно найти в трудах М. Чиксентмихайи. Как известно, нам для жизни отведено ограниченное количество времени, в течение которого мы можем выполнить определённое количество действий. Поскольку обойти это временное ограничение пока не представлялось возможным, человечество научилось пользоваться свободой других. Трудно предположить с чего началось использование чужой свободы. Например, племени А пришлось потратить определённое количество энергии для посева, ухода и сбора урожая. Племя Б, ограбив первое племя, получает эквивалент свободы в виде чужого урожая, равный энергии, затраченной племенем А. Воровство и присвоение чужого является не утерявшим свою актуальность способом увеличения степени собственной свободы. Согласно закону постоянного развития, в
племени А начали совершенствоваться способы обороны от набегов паразитирующих племён, а в племени Б — совершенствоваться методы нападения. Набеги происходили так часто, что племенам приходилось комбинировать оба вида деятельности и объединяться с другими племенами, а это могло послужить предпосылкой для создания первых государств. Где-то племя Б грабило больше, чем было способно потребить, а в племени А удавалось вырастить больше урожая, так появилась предпосылка для возникновения торгово-обменных отношений и далее денег. Сами по себе деньги имеют ценность лишь в том случае, если являются мерой обмена благ, когда их можно обменять на чью-то затраченную энергию, которая является эквивалентом свободы. Наиболее привлекательным объектом для паразитирующей парадигмы обретения свободы стали деньги, а также результаты труда, которые легко обменять на деньги. Но это лишь один и самый примитивный путь обретения паразитической свободы. Более эффективным является путь принуждения к рабству. Этот путь отлично сочетается с путём воровства. Первой и примитивной формой рабства было и есть принуждение к труду с помощью физической силы или угрозы жизни или свободе. Получается, если у рабовладельца есть несколько рабов, которые исправно трудятся, он имеет больше свободы, чем ему предназначалось при рождении. Больше рабов — больше дополнительной свободы. Да, раб не всегда работает с
полной отдачей, но ведь рабов и условия их труда можно менять в
соответствии с требованиями конкретной ситуации. В стремлении получить как можно больше дополнительной энергии количество рабов со временем увеличивалось. Поскольку в неприкрытом рабском труде нет ничего приятного, количество недовольных трудовых единиц росло, а для сохранения положения вещей возникла необходимость замены механизмов принуждения. Наиболее творческие рабовладельцы придумали очень действенный способ — подмену понятий. Хороший раб — тот, кто не осознаёт собственное рабство, а лучший — ещё и радуется этому. Для создания работающей подмены понятий необходимо работать не силовыми методами, а создавать систему мотивации и стимулов. Одной из первых устойчивых сложных систем является религия. Человек — существо любопытное и социальное, ищет своё предназначение, но пока не осознал, что искомое необходимо создать самому, его можно убедить в предопределённости собственного предназначения. Начали с высших сил, которые были бы довольны самоотверженным трудом и одобряли наличие рабовладельцев. Появляются первые концепции богов, наличие которых существенно упрощало модель представления мира, задавало общие правила игры, создало понятие «правильного» способа расхода жизненной энергии. В рассказах о «правильном» способе жизни со временем начали обнаруживать подводные камни и противоречия, например, первородный грех, изгнание из рая за стремление к знаниям, да и сама концепция рая и ада. Хитрый принцип: ты в этой жизни самоотверженно потрудись на бога, затем тебе воздастся сполна, вызывал всё больше сомнений, поскольку гарантий не предоставлялось.
Нужно отметить, что разные примитивные религиозные концепции и свойственные им чудеса весьма похожи друг на друга, несмотря на различный возраст и географическое место возникновения. Продолжительное существование концепций можно объяснить удовлетворением широкого спектра человеческих потребностей и фантазий: поиск и нахождение смысла жизни, вера в справедливость и грехи, в абсолютность и тотальность, в чудеса и высшие силы, в оправданность человеческих страданий, прощение при раскаянии и вечную жизнь. Если подобрать идеальное соотношение между вымыслом и правдой, этикой и манипулированием, система будет работать очень эффективно. К внешнему контролю добавился контроль внутренний, поскольку носителями религиозных догм становились люди. В поздних концепциях были продуманы и вопросы безопасности. Система была защищена искусственным усложнением и радиусом её действия. Она стремилась охватить практический каждый аспект человеческой жизни. Безопасность системы обеспечивалась тем, что намного проще поверить в преподносимое, чем проанализировать отдельные части огромной системы. Концепция была настолько сложной, имела широкий охват, поддерживалась авторитетами и не имела альтернативы, что сама идея сомнений в ней могла прийти только прогрессивным мыслителям, которых можно было объявить сумасшедшими или одержимыми дьяволом.
Со временем сознание человека прогрессировало, но и у религиозных концепций начали появляться обновления, дополнения и даже различные версии, которые стали учитывать особенности отдельных целевых групп. Оказалось, что и Земля неплоская, Солнце вращается не вокруг нас, да и доказательств чудес никто не обнаружил. Часть носителей сомнений успели сжечь на костре, но правда имеет неудобное для системы свойство распространяться. Возвращаться к открытому рабству было возможно не везде, потому нужно было придумать новую концепцию для тех, кому окончательно надоели предыдущие. Прежние пути воровства и присвоений были переосмыслены и усовершенствованы, а часть государств пожелала завоевать большее количество территорий в стремлении стать империями.
Выражение о том, что война — двигатель прогресса, достоверно, а также частично объясняет направление развития человеческой мысли и соответствующий ей технический прогресс. Часть государств перешла на относительно новый для всего человечества путь индустриальной революции. Теперь человек тратил свою жизненную энергию с применением машин. Стремление к паразитическому типу свободы, ровно как и жадность рабовладельцев, не находило пределов, поэтому пришлось работать и женщинам, и детям не меньше двенадцати часов в сутки. Чтобы у рабов была возможность выжить в таких условиях систему мотивации пришлось пересмотреть. Теперь свобода обменивалась не на место в раю, а на любовь, признание и защиту государства. Это послужило отличной предпосылкой для создания и популяризации таких понятий, как вражеские государства, патриотизм, гордость нации и долг перед страной. Напоминает переосмысленную на новый лад систему религиозных предопределённостей, ведь новая игра по-прежнему задействовала чувство страха и стремление жить правильно.
Идея использования труда рабов других государств была следующим витком развития механизмов принуждения. Эпоха открытия новых земель сопровождалась оккупацией с помощью более совершенных методов. Захват территорий без должного сопротивления оказался проще, чем победа в войне с равным противником. Началась эпоха колонизаций, которая представляла собой примитивные отношения между племенем А и племенем Б в новом воплощении. Это вынудило практически каждое государство иметь собственную армию, и группам государств объединяться в союзы, которые представляли новую форму организации. Владение территориями уже представляло меньший интерес захватчиков, поскольку теперь стало доступно удалённое рабство. Часть государств использовало эту возможность не сразу, в переходный этап рабов вывозили из захваченных колоний.
В Российской империи концепцию рабства в виде крепостного право отменили относительно поздно, а через небольшой по историческим меркам период внедрили новый механизм принуждений. За этот и предыдущие периоды у людей была возможность почувствовать неприязнь к прежним порядкам, поэтому концепция нового порядка противопоставлялась подчинению религии и государю, чьё исключительное право эксплуатировать людей передавалось по наследству. Под страхом возвращения к прежним порядкам и благодаря стремлению к новшествам основывались новые институты, доступные теперь для широких масс. Система становилась сложнее, при этом в большей степени отвечала потребностям эксплуатируемого общества. Общество стремилось сделать всех равными, закрывая глаза на то, что некоторые его представители становились «равнее» других. Теперь свобода обменивалась не только на любовь государства, но ещё и на утопию, строительство которой было оправданием для принуждения к труду. Поскольку новая система начала приносить плоды, концепцию, подобно новым религиозным веяниям, пытались распространить как можно шире. Она отлично внедрялась там, где свобода исторически имела относительно меньшее распространение. В то же время существовали и другие модели общества с иными иллюзиями свободного выбора. Некоторые из них представляли собой адаптированную под современные требования рабовладельцев концепцию древнегреческой демократии. В каких-то государственных идеологиях иллюзия выбора охватывает больше аспектов жизни, где-то по-прежнему господствуют институты религии, а где-то рабство осталось принудительным.
Следующим витком развития механизмов принуждения стало разрешение рабам иметь своих рабов на условиях, диктуемых сверху. После двенадцатичасового рабочего дня, свойственного эпохе индустриальных революций, восемь часов труда создавало иллюзию свободы, а у рабов появилось больше возможностей отдыхать. Производительность труда увеличилась, недовольство эксплуатацией снизилось, перед государством рабы стали наравне с владельцами предприятий, а у пирамиды принуждений появилось снизу новое звено.
Стоит упомянуть, что рабовладельцам недостаточно, если раб отдаёт всю трудоспособную часть жизни. Казалось бы, что может быть больше? Поскольку воровство, рабство и принуждение существуют в симбиозе, помимо свободы рабовладелец присвоил себе право забрать часть результатов труда, который и так совершается не по собственной воле. Без налогов ощущения свободы было бы больше, а ощущения того, что ты должен — меньше. Да и сама система представлялась бы менее паразитирующей. Необходимость сбора налогов трактуется по-разному, но всегда преследует благие цели, такие как бесплатная медицина, образование, транспорт и т. д. Модель небольшого рая. Хитрые рабовладельцы, чтобы не пугать своих подчинённых несправедливостью огромных налогов, начали делить обложения налогами на составляющие, такие как подоходный налог, пенсионные отчисления, НДС и т. д. Несмотря на то, что налоги собирают исключительно на благо общества, а не обогащение системы власти, рабам не дали возможность выбора, хоть по канонам демократии они и являются тем самым обществом. Тот, кто отказывается отдавать помимо своего труда и времени часть энергии в виде налогов, лишается свободы в привычном для понимания смысле — в виде тюремного заключения. Получается, если человек решает посвятить всю жизнь труду, но при этом часть средств не хочет жертвовать, он оказывается в месте лишения физической свободы. Таковы современные международные правила обогащения паразитических структур.
С развитием технологий условия труда улучшались, а понятие свободы очередной раз было заменено понятием свободы выбора товаров для покупки. Рабам разрешили иметь излишки денег, которые необходимо тратить на покупку товаров и услуг. Для тех, у кого не было излишков, банки предлагали кредиты. Дополнительным стимулом посвятить жизнь рабству стала пенсия, которая в современном мире представляется более достижимой, чем рай. Только рабовладельцы не собирались оплачивать пенсионные выплаты из своих владений, потому в обязательном порядке с рабов начали собирать в форме дополнительных налогов, а деньги должны были возвращаться в старости. Разумеется, условия жизни были выстроены таким образом, что без пенсии человеку, который посвятил дееспособный период жизни рабству, предназначалось погибнуть в нищете. Такая установка стала новым своеобразным стимулом, по-прежнему основанным на страхе. Эволюционировавшая система принуждений начала паразитировать сама себя, потому у пенсионных фондов возникло свойство растрачиваться на нужды государей, а от полагавшихся пенсий почти ничего не оставалось. Пенсионная и налоговая система не работает, но это не повод уменьшать большие аппетиты. Аванс свободы со временем становится менее убедительным, как и концепция рая.
Далее происходит демографический взрыв, научно-техническая революция, а относительно свободных рабов образовалось настолько много, что результатом их труда становится перепроизводство, рынки пересыщены, а товары стало некому продавать. Совсем недавняя свобода выбора товаров замещается на гонку потребления. Чем больше ты себе купил — тем свободнее стал. Культ рабского труда был дополнен
культом потребления как можно большего количества товаров. В
условиях изобилия теперь рабы сами готовы были работать сверхурочно, ради возможности потреблять больше. Проблема отсутствия пенсий и сбора налогов ушла на второй план. Увеличение спроса повлекло увеличение предложений, и снова возникла необходимость в производстве новых товаров не первой необходимости. Точнее сказать, необходимость стала искусственно создаваться и внедряться в культуру, для поддержания большого спроса. Человек сам стал предметом потребления и смирился с этой участью, если раньше рабов продавали на площадях, то у современных рабов появились резюме и специальные рынки труда. Если раньше рабам разрешили пользоваться трудом других рабов, то теперь им самим позволили выбирать своих рабовладельцев.
Тем временем капитализм распространился везде и стал единым
способом взаимодействия, независимо от форм государственного правления. Как мы помним, человек совершенствуется, поэтому предлагаемой свободы со временем становится недостаточно. Поскольку государства разными способами и в разное время строило механизмы принуждения, у каждой системы имелись индивидуальные особенности. Благодаря развитию информационных технологий у людей появилась возможность узнать о других государствах и их особенностях. Новая волна индивидуализма настигла и парадигмы использования рабского труда. Ориентация наиболее современных государств направилась на удовлетворение предпочтений самих трудящихся. В этот момент в мире возникает изобилие комбинаций таких составляющих, как политический режим, вероисповедание, продолжительность рабочего дня, размер заработной платы, пенсионный возраст, процент налогов, стоимость недвижимости и многих других. Новая свобода стала заключаться не только в выборе своего рабовладельца, а также условий, в которых придётся трудится. Разумеется, не все страны разрешили собственным рабам свободно перемещаться. А страны с более привлекательными условиями рабства принимают не всех желающих, а только лучших по критериям показателей эффективности труда, либо по наличию определённой денежной массы. Благодаря существованию этих процессов разделение между богатыми и бедными странами только усиливается вместе с противостоянием между ними. Невольно вспоминается аналогия с системой банковских депозитов и кредитов: богатые, у кого есть свободные средства для вкладов, становятся богаче, а бедные, вынужденные брать кредит, становятся ещё беднее.
В век развитых информационных технологий люди получили безграничные возможности развития и стали меньше трудиться физически. Труды великих мыслителей больше не запрещены, более того, переведены на большинство языков и находятся в открытом доступе. Возможность осознать происходящее стала невероятно доступной. Как после отмены крепостного права, не успев почувствовать чуждый вкус свободы, интернет становится все более контролируемым, а ценная информация теряется на фоне невероятного количества информационного мусора. Древние идеологии с религиозными амбициями о захвате мира и ненавистью к другим народам осваивают и эту нишу. Культ потребительства товаров эволюционировал до культа потребительства удовлетворяющей и развлекающей информации. Идея принятия ответственности за создание собственной жизни больше никому не интересна, все довольны настоящим порядком вещей. Революционные идеи больше не нужно запрещать, они не смогут пробиться через терабайты бесполезной информации. Р.Брэдбери беспокоился зря за судьбу ценных книг — оказалось намного проще отбить желание мыслить, чем сжечь всю запрещённую литературу.
Благодаря многообразию механизмов принуждения состояние отсутствия свободы стало для человека нормой и даже необходимостью. Труд без осознания его последствий восхваляется в большинстве культур, закладывается и поддерживается родителями, воспитателями, учителями, священниками, начальниками, людьми из телевизора, чиновниками, государями и остальными авторитетами. Более того, мы научились находить свободу в создании собственных механизмов принуждений. Культ рабства навязывается с детства: у детей интересуются, кем они хотят стать, предлагая на выбор имеющиеся шаблоны существований. Затем направляют в школу для подготовки к поступлению в высшее учебное заведение, а там они становятся стандартизированной рабочей единицей, готовой обменять лучшие годы жизни на квалифицированное рабство, дающее взамен озлобленную нищую старость перед телевизором. Общество с осуждением относится к тем, кто не принимает правила игры, ассоциируя это со стремлением к безделью. Существуют даже законы, преследующие нежелающих работать. Подобно сумасшедшему, которому страшно признать у себя наличие психической болезни, общество боится признаться в том, насколько оно лишено свободы.
Подобно набегающим племенам государство и созданные им институты забирают все запасы нашей жизненной энергии. Понятие свободы как таковой никогда не было доступно для широкой общественности, а у современников вызывает ассоциации только с деньгами, свободой слова, выбора религии, одежды и т. д. На протяжении всей истории существования человечества свобода и попытки её поиска активно вытеснялись из сознания. Стремление к рабскому труду, которое стало необходимостью, практически полностью вытеснило стремление к свободе. Нас научили бояться свободы, необходимости покинуть зону комфорта, лишиться поддержки своих хозяев, и нарушить традиции. Практически в любой части света каждый готов провести большую часть жизни в принуждённом труде, считая это нормой, ведь это действительно стало нормой, практической альтернативы не существует. Тех, кто будет не согласен с правилами игры, ждут большие неприятности. Таким образом, система сама себя лишает возможности осуществления культурного прогресса.
Человечество стремится к свободе, но преимущественно в паразитической парадигме. Проблема в том, что мы научились совершать действия до осознания причин и последствий этих действий, научились отдавать жизни государствам до того, как узнали о существовании альтернатив. Мы забыли о том, что мы все — часть единого организма, хотим мы в это верить или нет. Возможна ли свобода без лишения свободы других живых существ? Найдёт ли отклик такой вид свободы у современной общественности? Сможем ли мы избавиться от патологической тяги к рабству и направлять свою жизненную энергию на создание собственных смыслов жизни?
«Свобода человека в современном мире похожа на свободу человека, разгадывающего кроссворд: теоретически, он может вписать любое слово, но на самом деле он должен вписать только одно, чтобы кроссворд решился.»
Альберт Эйнштейн.
Цикл статей из серии неизданного самиздата. Статья 5: «О механизмах принуждения».
«Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы.»
Люк де Клапье Вовенарг
Наши предки не представляли открытия и достижения, которые свершились благодаря техническому прогрессу и развитию науки. Современная медицина, покорение космоса и морских глубин, расшифровка ДНК, появление и рост сети интернет, как единого информационного пространства. Научные открытия стали настолько регулярными, что их отслеживание даже в отдельной отрасли стало затруднительным. Значительно сократился период от инновации до внедрения. Э.Тоффлер точно предугадал постоянное ускорение хода настоящего времени, а мы имеем возможность это наблюдать. Современное рабство также преодолело путь развития от примитивных форм физического принуждения к навязанной потребности.
А как обстоит дело с культурой человечества? Может ли развитие
культуры похвастаться значительными достижениями? Побеждено ли на самом деле рабство и принуждение? Прекратились ли войны? Стал ли человек здоровым и свободным? Или наша планета по-прежнему раздроблена по лоскуткам государств, заинтересовано в собственной выгоде, ради которой можно не побрезговать убийством соседей или обладанием ядерным оружием? Итого: перманентные войны идеологий, армий и религий, а также парадигма конкуренции, захватившая пространство от рынков до любовных отношений. Подобно живому организму, планета является замкнутой системой, но в отличие от организма одна часть планеты пытается перераспределить ресурсы другой части в свою пользу, игнорируя ограниченность самой системы. Это подобно тому, как если бы левая рука пыталась перераспределить кровоток в обход правой руки. Звучит абсурдно, но нечто похожее происходило и происходит на планете.
Таков парадокс технических и культурных состояний. Состояние технического прогресса устойчиво, а то, что происходит с культурой, сложно назвать устойчивым развитием. Возможно ли заимствование принципов более успешной сферы человеческой деятельности для развития отстающей? Искренне верю в то, что это является необходимостью, игнорирование которой будет и дальше увеличивать пропасть между культурным и техническим состоянием цивилизации.
Одной из универсальных характеристик живых существ является стремление к свободе. Это стремление может проявляться как в созидательной парадигме, так и в паразитической, причём каждая из них может комбинироваться с противоположной и развиваться. Темой статьи будет паразитическая парадигма, поскольку, как и большинству паразитов в живых организмах, ей свойственна скрытность. Надо отдать должное тому, что эта парадигма практически достигла совершенства.
Помимо стремления к свободе у человека есть ещё одна универсальная особенность: чем бы он ни занимался, ему будут сопутствовать процессы развития и совершенствования, независимо от того, ищет ли он лекарство от рака или разрабатывает новые способы пыток. Обоснование вышесказанному можно найти в трудах М. Чиксентмихайи. Как известно, нам для жизни отведено ограниченное количество времени, в течение которого мы можем выполнить определённое количество действий. Поскольку обойти это временное ограничение пока не представлялось возможным, человечество научилось пользоваться свободой других. Трудно предположить с чего началось использование чужой свободы. Например, племени А пришлось потратить определённое количество энергии для посева, ухода и сбора урожая. Племя Б, ограбив первое племя, получает эквивалент свободы в виде чужого урожая, равный энергии, затраченной племенем А. Воровство и присвоение чужого является не утерявшим свою актуальность способом увеличения степени собственной свободы. Согласно закону постоянного развития, в
племени А начали совершенствоваться способы обороны от набегов паразитирующих племён, а в племени Б — совершенствоваться методы нападения. Набеги происходили так часто, что племенам приходилось комбинировать оба вида деятельности и объединяться с другими племенами, а это могло послужить предпосылкой для создания первых государств. Где-то племя Б грабило больше, чем было способно потребить, а в племени А удавалось вырастить больше урожая, так появилась предпосылка для возникновения торгово-обменных отношений и далее денег. Сами по себе деньги имеют ценность лишь в том случае, если являются мерой обмена благ, когда их можно обменять на чью-то затраченную энергию, которая является эквивалентом свободы. Наиболее привлекательным объектом для паразитирующей парадигмы обретения свободы стали деньги, а также результаты труда, которые легко обменять на деньги. Но это лишь один и самый примитивный путь обретения паразитической свободы. Более эффективным является путь принуждения к рабству. Этот путь отлично сочетается с путём воровства. Первой и примитивной формой рабства было и есть принуждение к труду с помощью физической силы или угрозы жизни или свободе. Получается, если у рабовладельца есть несколько рабов, которые исправно трудятся, он имеет больше свободы, чем ему предназначалось при рождении. Больше рабов — больше дополнительной свободы. Да, раб не всегда работает с
полной отдачей, но ведь рабов и условия их труда можно менять в
соответствии с требованиями конкретной ситуации. В стремлении получить как можно больше дополнительной энергии количество рабов со временем увеличивалось. Поскольку в неприкрытом рабском труде нет ничего приятного, количество недовольных трудовых единиц росло, а для сохранения положения вещей возникла необходимость замены механизмов принуждения. Наиболее творческие рабовладельцы придумали очень действенный способ — подмену понятий. Хороший раб — тот, кто не осознаёт собственное рабство, а лучший — ещё и радуется этому. Для создания работающей подмены понятий необходимо работать не силовыми методами, а создавать систему мотивации и стимулов. Одной из первых устойчивых сложных систем является религия. Человек — существо любопытное и социальное, ищет своё предназначение, но пока не осознал, что искомое необходимо создать самому, его можно убедить в предопределённости собственного предназначения. Начали с высших сил, которые были бы довольны самоотверженным трудом и одобряли наличие рабовладельцев. Появляются первые концепции богов, наличие которых существенно упрощало модель представления мира, задавало общие правила игры, создало понятие «правильного» способа расхода жизненной энергии. В рассказах о «правильном» способе жизни со временем начали обнаруживать подводные камни и противоречия, например, первородный грех, изгнание из рая за стремление к знаниям, да и сама концепция рая и ада. Хитрый принцип: ты в этой жизни самоотверженно потрудись на бога, затем тебе воздастся сполна, вызывал всё больше сомнений, поскольку гарантий не предоставлялось.
Нужно отметить, что разные примитивные религиозные концепции и свойственные им чудеса весьма похожи друг на друга, несмотря на различный возраст и географическое место возникновения. Продолжительное существование концепций можно объяснить удовлетворением широкого спектра человеческих потребностей и фантазий: поиск и нахождение смысла жизни, вера в справедливость и грехи, в абсолютность и тотальность, в чудеса и высшие силы, в оправданность человеческих страданий, прощение при раскаянии и вечную жизнь. Если подобрать идеальное соотношение между вымыслом и правдой, этикой и манипулированием, система будет работать очень эффективно. К внешнему контролю добавился контроль внутренний, поскольку носителями религиозных догм становились люди. В поздних концепциях были продуманы и вопросы безопасности. Система была защищена искусственным усложнением и радиусом её действия. Она стремилась охватить практический каждый аспект человеческой жизни. Безопасность системы обеспечивалась тем, что намного проще поверить в преподносимое, чем проанализировать отдельные части огромной системы. Концепция была настолько сложной, имела широкий охват, поддерживалась авторитетами и не имела альтернативы, что сама идея сомнений в ней могла прийти только прогрессивным мыслителям, которых можно было объявить сумасшедшими или одержимыми дьяволом.
Со временем сознание человека прогрессировало, но и у религиозных концепций начали появляться обновления, дополнения и даже различные версии, которые стали учитывать особенности отдельных целевых групп. Оказалось, что и Земля неплоская, Солнце вращается не вокруг нас, да и доказательств чудес никто не обнаружил. Часть носителей сомнений успели сжечь на костре, но правда имеет неудобное для системы свойство распространяться. Возвращаться к открытому рабству было возможно не везде, потому нужно было придумать новую концепцию для тех, кому окончательно надоели предыдущие. Прежние пути воровства и присвоений были переосмыслены и усовершенствованы, а часть государств пожелала завоевать большее количество территорий в стремлении стать империями.
Выражение о том, что война — двигатель прогресса, достоверно, а также частично объясняет направление развития человеческой мысли и соответствующий ей технический прогресс. Часть государств перешла на относительно новый для всего человечества путь индустриальной революции. Теперь человек тратил свою жизненную энергию с применением машин. Стремление к паразитическому типу свободы, ровно как и жадность рабовладельцев, не находило пределов, поэтому пришлось работать и женщинам, и детям не меньше двенадцати часов в сутки. Чтобы у рабов была возможность выжить в таких условиях систему мотивации пришлось пересмотреть. Теперь свобода обменивалась не на место в раю, а на любовь, признание и защиту государства. Это послужило отличной предпосылкой для создания и популяризации таких понятий, как вражеские государства, патриотизм, гордость нации и долг перед страной. Напоминает переосмысленную на новый лад систему религиозных предопределённостей, ведь новая игра по-прежнему задействовала чувство страха и стремление жить правильно.
Идея использования труда рабов других государств была следующим витком развития механизмов принуждения. Эпоха открытия новых земель сопровождалась оккупацией с помощью более совершенных методов. Захват территорий без должного сопротивления оказался проще, чем победа в войне с равным противником. Началась эпоха колонизаций, которая представляла собой примитивные отношения между племенем А и племенем Б в новом воплощении. Это вынудило практически каждое государство иметь собственную армию, и группам государств объединяться в союзы, которые представляли новую форму организации. Владение территориями уже представляло меньший интерес захватчиков, поскольку теперь стало доступно удалённое рабство. Часть государств использовало эту возможность не сразу, в переходный этап рабов вывозили из захваченных колоний.
В Российской империи концепцию рабства в виде крепостного право отменили относительно поздно, а через небольшой по историческим меркам период внедрили новый механизм принуждений. За этот и предыдущие периоды у людей была возможность почувствовать неприязнь к прежним порядкам, поэтому концепция нового порядка противопоставлялась подчинению религии и государю, чьё исключительное право эксплуатировать людей передавалось по наследству. Под страхом возвращения к прежним порядкам и благодаря стремлению к новшествам основывались новые институты, доступные теперь для широких масс. Система становилась сложнее, при этом в большей степени отвечала потребностям эксплуатируемого общества. Общество стремилось сделать всех равными, закрывая глаза на то, что некоторые его представители становились «равнее» других. Теперь свобода обменивалась не только на любовь государства, но ещё и на утопию, строительство которой было оправданием для принуждения к труду. Поскольку новая система начала приносить плоды, концепцию, подобно новым религиозным веяниям, пытались распространить как можно шире. Она отлично внедрялась там, где свобода исторически имела относительно меньшее распространение. В то же время существовали и другие модели общества с иными иллюзиями свободного выбора. Некоторые из них представляли собой адаптированную под современные требования рабовладельцев концепцию древнегреческой демократии. В каких-то государственных идеологиях иллюзия выбора охватывает больше аспектов жизни, где-то по-прежнему господствуют институты религии, а где-то рабство осталось принудительным.
Следующим витком развития механизмов принуждения стало разрешение рабам иметь своих рабов на условиях, диктуемых сверху. После двенадцатичасового рабочего дня, свойственного эпохе индустриальных революций, восемь часов труда создавало иллюзию свободы, а у рабов появилось больше возможностей отдыхать. Производительность труда увеличилась, недовольство эксплуатацией снизилось, перед государством рабы стали наравне с владельцами предприятий, а у пирамиды принуждений появилось снизу новое звено.
Стоит упомянуть, что рабовладельцам недостаточно, если раб отдаёт всю трудоспособную часть жизни. Казалось бы, что может быть больше? Поскольку воровство, рабство и принуждение существуют в симбиозе, помимо свободы рабовладелец присвоил себе право забрать часть результатов труда, который и так совершается не по собственной воле. Без налогов ощущения свободы было бы больше, а ощущения того, что ты должен — меньше. Да и сама система представлялась бы менее паразитирующей. Необходимость сбора налогов трактуется по-разному, но всегда преследует благие цели, такие как бесплатная медицина, образование, транспорт и т. д. Модель небольшого рая. Хитрые рабовладельцы, чтобы не пугать своих подчинённых несправедливостью огромных налогов, начали делить обложения налогами на составляющие, такие как подоходный налог, пенсионные отчисления, НДС и т. д. Несмотря на то, что налоги собирают исключительно на благо общества, а не обогащение системы власти, рабам не дали возможность выбора, хоть по канонам демократии они и являются тем самым обществом. Тот, кто отказывается отдавать помимо своего труда и времени часть энергии в виде налогов, лишается свободы в привычном для понимания смысле — в виде тюремного заключения. Получается, если человек решает посвятить всю жизнь труду, но при этом часть средств не хочет жертвовать, он оказывается в месте лишения физической свободы. Таковы современные международные правила обогащения паразитических структур.
С развитием технологий условия труда улучшались, а понятие свободы очередной раз было заменено понятием свободы выбора товаров для покупки. Рабам разрешили иметь излишки денег, которые необходимо тратить на покупку товаров и услуг. Для тех, у кого не было излишков, банки предлагали кредиты. Дополнительным стимулом посвятить жизнь рабству стала пенсия, которая в современном мире представляется более достижимой, чем рай. Только рабовладельцы не собирались оплачивать пенсионные выплаты из своих владений, потому в обязательном порядке с рабов начали собирать в форме дополнительных налогов, а деньги должны были возвращаться в старости. Разумеется, условия жизни были выстроены таким образом, что без пенсии человеку, который посвятил дееспособный период жизни рабству, предназначалось погибнуть в нищете. Такая установка стала новым своеобразным стимулом, по-прежнему основанным на страхе. Эволюционировавшая система принуждений начала паразитировать сама себя, потому у пенсионных фондов возникло свойство растрачиваться на нужды государей, а от полагавшихся пенсий почти ничего не оставалось. Пенсионная и налоговая система не работает, но это не повод уменьшать большие аппетиты. Аванс свободы со временем становится менее убедительным, как и концепция рая.
Далее происходит демографический взрыв, научно-техническая революция, а относительно свободных рабов образовалось настолько много, что результатом их труда становится перепроизводство, рынки пересыщены, а товары стало некому продавать. Совсем недавняя свобода выбора товаров замещается на гонку потребления. Чем больше ты себе купил — тем свободнее стал. Культ рабского труда был дополнен
культом потребления как можно большего количества товаров. В
условиях изобилия теперь рабы сами готовы были работать сверхурочно, ради возможности потреблять больше. Проблема отсутствия пенсий и сбора налогов ушла на второй план. Увеличение спроса повлекло увеличение предложений, и снова возникла необходимость в производстве новых товаров не первой необходимости. Точнее сказать, необходимость стала искусственно создаваться и внедряться в культуру, для поддержания большого спроса. Человек сам стал предметом потребления и смирился с этой участью, если раньше рабов продавали на площадях, то у современных рабов появились резюме и специальные рынки труда. Если раньше рабам разрешили пользоваться трудом других рабов, то теперь им самим позволили выбирать своих рабовладельцев.
Тем временем капитализм распространился везде и стал единым
способом взаимодействия, независимо от форм государственного правления. Как мы помним, человек совершенствуется, поэтому предлагаемой свободы со временем становится недостаточно. Поскольку государства разными способами и в разное время строило механизмы принуждения, у каждой системы имелись индивидуальные особенности. Благодаря развитию информационных технологий у людей появилась возможность узнать о других государствах и их особенностях. Новая волна индивидуализма настигла и парадигмы использования рабского труда. Ориентация наиболее современных государств направилась на удовлетворение предпочтений самих трудящихся. В этот момент в мире возникает изобилие комбинаций таких составляющих, как политический режим, вероисповедание, продолжительность рабочего дня, размер заработной платы, пенсионный возраст, процент налогов, стоимость недвижимости и многих других. Новая свобода стала заключаться не только в выборе своего рабовладельца, а также условий, в которых придётся трудится. Разумеется, не все страны разрешили собственным рабам свободно перемещаться. А страны с более привлекательными условиями рабства принимают не всех желающих, а только лучших по критериям показателей эффективности труда, либо по наличию определённой денежной массы. Благодаря существованию этих процессов разделение между богатыми и бедными странами только усиливается вместе с противостоянием между ними. Невольно вспоминается аналогия с системой банковских депозитов и кредитов: богатые, у кого есть свободные средства для вкладов, становятся богаче, а бедные, вынужденные брать кредит, становятся ещё беднее.
В век развитых информационных технологий люди получили безграничные возможности развития и стали меньше трудиться физически. Труды великих мыслителей больше не запрещены, более того, переведены на большинство языков и находятся в открытом доступе. Возможность осознать происходящее стала невероятно доступной. Как после отмены крепостного права, не успев почувствовать чуждый вкус свободы, интернет становится все более контролируемым, а ценная информация теряется на фоне невероятного количества информационного мусора. Древние идеологии с религиозными амбициями о захвате мира и ненавистью к другим народам осваивают и эту нишу. Культ потребительства товаров эволюционировал до культа потребительства удовлетворяющей и развлекающей информации. Идея принятия ответственности за создание собственной жизни больше никому не интересна, все довольны настоящим порядком вещей. Революционные идеи больше не нужно запрещать, они не смогут пробиться через терабайты бесполезной информации. Р.Брэдбери беспокоился зря за судьбу ценных книг — оказалось намного проще отбить желание мыслить, чем сжечь всю запрещённую литературу.
Благодаря многообразию механизмов принуждения состояние отсутствия свободы стало для человека нормой и даже необходимостью. Труд без осознания его последствий восхваляется в большинстве культур, закладывается и поддерживается родителями, воспитателями, учителями, священниками, начальниками, людьми из телевизора, чиновниками, государями и остальными авторитетами. Более того, мы научились находить свободу в создании собственных механизмов принуждений. Культ рабства навязывается с детства: у детей интересуются, кем они хотят стать, предлагая на выбор имеющиеся шаблоны существований. Затем направляют в школу для подготовки к поступлению в высшее учебное заведение, а там они становятся стандартизированной рабочей единицей, готовой обменять лучшие годы жизни на квалифицированное рабство, дающее взамен озлобленную нищую старость перед телевизором. Общество с осуждением относится к тем, кто не принимает правила игры, ассоциируя это со стремлением к безделью. Существуют даже законы, преследующие нежелающих работать. Подобно сумасшедшему, которому страшно признать у себя наличие психической болезни, общество боится признаться в том, насколько оно лишено свободы.
Подобно набегающим племенам государство и созданные им институты забирают все запасы нашей жизненной энергии. Понятие свободы как таковой никогда не было доступно для широкой общественности, а у современников вызывает ассоциации только с деньгами, свободой слова, выбора религии, одежды и т. д. На протяжении всей истории существования человечества свобода и попытки её поиска активно вытеснялись из сознания. Стремление к рабскому труду, которое стало необходимостью, практически полностью вытеснило стремление к свободе. Нас научили бояться свободы, необходимости покинуть зону комфорта, лишиться поддержки своих хозяев, и нарушить традиции. Практически в любой части света каждый готов провести большую часть жизни в принуждённом труде, считая это нормой, ведь это действительно стало нормой, практической альтернативы не существует. Тех, кто будет не согласен с правилами игры, ждут большие неприятности. Таким образом, система сама себя лишает возможности осуществления культурного прогресса.
Человечество стремится к свободе, но преимущественно в паразитической парадигме. Проблема в том, что мы научились совершать действия до осознания причин и последствий этих действий, научились отдавать жизни государствам до того, как узнали о существовании альтернатив. Мы забыли о том, что мы все — часть единого организма, хотим мы в это верить или нет. Возможна ли свобода без лишения свободы других живых существ? Найдёт ли отклик такой вид свободы у современной общественности? Сможем ли мы избавиться от патологической тяги к рабству и направлять свою жизненную энергию на создание собственных смыслов жизни?
«Свобода человека в современном мире похожа на свободу человека, разгадывающего кроссворд: теоретически, он может вписать любое слово, но на самом деле он должен вписать только одно, чтобы кроссворд решился.»
Альберт Эйнштейн.